Геннадий Прашкевич - Земля навылет[litres]

— Голландец струсил, — заявил счастливый француз. — Ему не хватило смелости пробраться к лагерю майора Мюллера. А бабингу он, видимо, перехватил где-то в пути. Теперь у него есть причина для оправданий. Бот увидишь, голландец сейчас начнет оправдываться. А потом, сам знаешь… Потом, когда все успокоится, он пристрелит бабингу и хорошенько, с золой, выварит его череп.

Француз похлопал меня по плечу:

— И он, наверное, прав!

— Торопишься на рынок? — усмехнулся я.

— Еще бы! — заржал француз. Он очень быстро обрел утерянную уверенность. — Ты что, поверил Ящику? Решил вместе с Ящиком осчастливить человечество загадочной находкой в джунглях? Сдать оборотня в музей? Он же сумасшедший, этот Ящик, у него в голове неладно, ты что, не видишь? Мы доберемся до Солсбери и там найдем покупателя. Я чувствую, оборотень стоит денег. Мы постараемся не прогадать!

— Заткнись, Буассар, никаких торгов не будет.

Мы обернулись.

Капрал и ван Деерт стояли рядом, рука голландца лежала на автомате.

— О чем это ты?

— Об этой твари, — голландец кивнул в сторону оборотня.

— За эту тварь мы можем получить круглую сумму.

— Держи карман шире, — ухмыльнулся ван Деерт. Похоже, он многое успел рассказать капралу, потому что тот согласно кивнул. — В Конго нет психушек, Буассар, а нам не с руки таскать за собой свихнувшихся. Или тебе снова хочется стать слепым?

Подонки, подумал голландец, твердо ставя ногу на пень. Они не могут без окриков. На них можно только орать. Ради лишней монеты они готовы отправиться хоть в психушку, даже потерять руки и ноги. С ними опасно находиться даже в патрулировании. А этот лягушатник постоянно лезет мне под ноги. Они тут все посходили с ума. Эта тварь нагнала на них такого страху, что они, кажется, уверовали в какое-то чудо.

Давайте, давайте, сказал он про себя. Я знаю, как вас остановить.

— Это все оборотень, — сказал голландец вслух. — На меня его присутствие тоже подействовало, я был как бы не в себе, но, отойдя от лагеря на милю, сразу пришел в чувство. А еще я встретил бабингу. Он тоже шарил по кустам, как ты, Буассар. Пришлось поддать ему башмаком, чтобы он очнулся. Он говорит, капрал, что эта тварь известна местным жителям. Раньше он врал, когда говорил, что никогда ни о чем таком не слышал. Черные знают про эту тварь. Когда она появляется рядом с деревней, жители деревни уходят. Нельзя находиться рядом с оборотнем. А ты, Усташ, — обернулся ко мне голландец, — сам притащил оборотня в лагерь.

— Хочешь отыграться на мне?

— Прикончи оборотня!

Я опустил глаза.

Я уже знал, что голландец задумал, поэтому ему не следовало видеть моих глаз.

Но, опустив глаза, я увидел оборотня.

Разворованное чудо, вот ты кто, подумал я. Вовсе не звездный миссионер, не тупая тварь, даже не растение. Ты, может, чудо, но разворованное. Тебя еще не успели понять, а ты уже разворовано.

И спросил вслух:

— Прикончить оборотня? Разве ты уже не пытался сделать это, ван Деерт? Еще там, в лесу, ты стрелял в него из малокалиберки?

— А ты можешь взять автомат, — напряженно ухмыльнулся голландец. — А если и автомат его не проймет, воспользуйся гранатой. Это твое дело. Хоть голыми руками его души, оборотень должен исчезнуть. Бабинга утверждает, что, как правило, эта тварь выбирает кого-то одного. Ты ее подобрал, ты с нею и разделайся.

Буассар изумленно открыл рот, но я знал, что он ничего не спросит.

Я ждал.

Я был готов.

И когда голландец бросился на меня, заученно ударил его кулаком в живот, а потом, когда он задохнулся, коленом в лицо.

— Все равно тебе придется разделаться с оборотнем, Усташ.

В голосе капрала не было никакой угрозы.

Я обернулся к голландцу, пытавшемуся встать с травы, и в этот момент Буассар завопил:

— Берегись, Усташ!

Я замер.

Оборотень дрогнул, заколыхался, как полупрозрачный бурдюк, и медленно двинулся в мою сторону.

Он не катился и не полз, у него не было конечностей, он просто медленно плыл над пригибающейся травой, будто использовал для движения воздушную подушку. От него веяло холодом, как от открытого морозильника. Под прозрачной оболочкой таинственно пульсировали нежные светлячки. Может, правда, это был отдельный мир со своими звездами и планетами?

Я хотел шагнуть в сторону, и не смог.

Сейчас он обрызгает меня кислотой, подумал я, глядя сверху на странное существо, медленно переливающееся у самых моих ног. Если оборотень прожег металлическое днище джипа, то что для него человеческая плоть.

Я ждал.

Я не мог сделать ни одного движения.

Так же молча, положив руки на оружие, смотрели на оборотня внезапно осунувшиеся капрал, Буассар и голландец. Только Ящик безучастно сидел у костра.

Медленно, очень медленно оборотень опустился в траву прямо у моих ног, тяжелый, бесформенный, как полупрозрачный бурдюк, наполненный светящимся желе.

— Мы погорячились, Усташ, — негромко сказал капрал. И голос его прозвучал хрипло: — Но ты должен и нас понять. Мы постоянно находимся в условиях, приближенных к боевым.

— Если хочешь, Усташ, возьми одну из рубашек Шлесса, — так же хрипло предложил Буассар.

— Я бы предпочел взять компас, — пробормотал я, пытаясь понять, что, собственно, происходит.

— Возьми мой, — поднял голову Ящик. — Если ты уходишь, то возьми мой. Он лежит в палатке на вещмешке. Ты его сразу увидишь.

— Встретимся в Солсбери, Усташ, — с некоторым усилием выдавил голландец. Наверное, ему нелегко было это произнести, но он произнес это. И в его словах не было угрозы. — Мы не зажмем твою долю.

Я ничего не ответил.

Но этого, кажется, никто и не ждал.

— Держись слоновьей тропы, — хрипло посоветовал капрал, когда я наконец настороженно выбрался из палатки с мешком и с автоматом в руке.

Компас Ящика я нацепил на руку.

Пересекая поляну, я вдруг поймал себя на том, что пересекаю ее в самом широком месте, но так, чтобы между легионерами и мною находился оборотень. Я никого не боялся, но готов был в любую минуту упасть на землю и открыть огонь. И почему-то я нисколько не удивился, заметив, что оборотень следует за мной.

Я пробормотал:

— Похоже, ты впрямь на воздушной подушке?

Оборотень слабо замерцал в ответ, зависнув в высокой траве.

— Ты что, правда, выбрал меня? — сказал я вслух, вспомнив, что говорил голландец. И выдохнул: — Ладно. У меня нет выбора.

К утру я был далеко от лагеря.

Оборотень бесшумно следовал за мной, будто действительно решил никогда не оставлять меня. Помня поведение легионеров в последние минуты перед моим уходом, я ничему не удивлялся. «Возьми одну из рубашек Шлесса…», «Держись слоновьей тропы…», «Компас лежит в палатке на вещмешке…»